Юрий Сивирин и Андрей Сидоренко: Эстетика абсурда

Юрий Сивирин и Андрей Сидоренко: Эстетика абсурда

Разговор с художниками Юрием Сивирином и Андреем Сидоренко

    Теги: інтервю мистецтво персоналії

Современное искусство вызывает широкий спектр реакций: от раздраженной критики до фанатичного сектантства. Но меня интересует не метание из крайности в крайность, а взвешенный взгляд на происходящее. Ждать подобного от творческих людей — дело неблагодарное, но все-таки не безнадежное. Это подтверждает и мой разговор с двумя художниками Юрием Сивирином и Андреем Сидоренко. Поводом для встречи стало открытие проекта "Трансмимезис: эмпатия к безобразному" в Voloshyn Gallery. Однако, мы говорили не только о проекте, а и о том, откуда в современном искусстве так много негативизма и эстетики абсурда.


Н.К.: Юра, в проекте, куратором которого ты выступил, есть работы, которые довольно сложно понять зрителю. К примеру, вырезанная в галерейном полу надпись: "HERE AND NOW" или неоновая петля.

Юрий Сивирин: Да, в проекте действительно есть произведения оставляющие глубокий след не только в памяти, но и в пространстве галереи… Однако, кроме присущего им сарказма, они выводят из стереотипных представлений о том, что такое искусство, а что – нет. Вырезанное в полу сообщение нельзя забрать с собой после выставки или оставить на реализацию в галерее. Иногда в таких случаях даже трудно определить с чем мы имеем дело: с материальным объектом или материальным ущербом. Но именно благодаря таким работам становится понятным принципиальное отличие современного искусства от дизайна и других визуальных практик.


Н.К.: Как возникла идея проекта и почему он связан с терминами трансмимезис и эмпатия к безобразному, которые Андрей использует в концепции проекта?

Андрей Сидоренко: Трансмимезис — это своего рода дежавю, когда в жизни видишь ситуацию напоминающую фрагмент фильма, перформанс или даже арт-объект. И ты совершенно естественно для себя начинаешь узнавать в этом видении метафоры, о которых, возможно, кроме тебя никто и не подозревает. То же происходит и при создании редимейдов — реальный объект не имитируется в искусстве, а сам становится его частью.


Н.К.: Почему именно эмпатия к безобразному?

А.С.: Потому что львиная доля участников проекта получили художественное образование и отлично справлялись в свое время с задачей рисования с натуры, но сегодня они режут пол в галерее, уничтожают свои полотна и соревнуются с принтерами в создании копий. Все это может показаться не только безобразным, а и где-то даже сумасшедшим.


Н.К.: В чем тогда смысл? Вы же не намекаете, что художникам лучше вернуться к портретам и пейзажам?

Ю.С.: Так они уже возвращаются: Валентин Черный рисует на видео десятиметровый пейзаж, а Влас Белов пытается слепить скульптурный портрет в очках виртуальной реальности.


Н.К.: Это называется современным искусством?


А.С.: Это наглядный пример диссонанса между академическим образованием и современными технологиями, в котором находятся художники. Больше сотни лет уже существует фото и видео, теперь появились 3D мэппинг, виртуальная реальность, но, окончив в нашей стране художественный вуз, можно научится разве что живописи а-ля ХІХ век. Я уже не говорю о понимании того, чем является современное искусство и что с ним делать.

Ю.С.: Кстати, то, о чем говорит Андрей, я узнаю в документации публичного перфоманса Сергея Игнатенка "Зацепление", которое представлено в рамках этого проекта. На видео мы видим художника, который не может освободится от, казалось бы, не фатального препятствия — натянутой возле дороги цепи, но его движения напоминают движения попавшего в капкан животного.

А.С.: Положением такого животного, в некотором смысле, может показаться положение молодого художника в окружении неготовых работать с ним институций. Кто-то, показывая свои академические работы, стучится не в те двери, а кто-то уже осваивает современное искусство, но по-настоящему хотел бы и дальше писать учебные работы.


Ю.С.: Представляешь, если я принесу свои студенческие пейзажи в Voloshyn Gallery?


Н.К.: Почему именно Voloshyn Gallery, ведь в этом контексте есть профильные площадки выставляющие реализм?

Ю.С.: А я не хочу только в профильные, меня научили писать пленэрные пейзажи и сказали, что это современная живопись. Так почему я не могу выставить их в галерее современного искусства?

А.С.: Это вопрос, конечно, риторический, но он вскрывает противоречия, которыми наполнена вообще художественная жизнь.

Ю.С.: Молодой художник в Украине сегодня в том же положении, что и сумасшедший. Он рискует оказаться в своем внутреннем кризисе, непонятным не только для зрителей, а и для институций. При этом никто его не предупреждает, что в своем метании он может променять перспективы успешного дизайнера или программиста на профессию не имеющую стабильных перспектив. Яркий пример — работа Андрея Набоки, который использует свою студенческую постановку с обнаженным женским торсом в качестве обивки для табурета. Для меня этот жест говорит о кризисе в понимании как старого, так и нового искусства, который для художника иногда разрешается только в подобном насильственном мазохизме.


Н.К.: Да, современное искусство, при всей своей инфраструктурной развитости в мировом масштабе, для многих остается достаточно расплывчатым явлением. За инфляцией смыслов довольно сложно осознать принципиальную основу. А как вы определяете ее для себя?

А.С.: Я бы сравнил современное искусство с разговором наподобие того, который ведем сейчас мы. Много ли в нем вещей, которые можно назвать красивыми или приятными? Думаю, нет. Мы вникаем в противоречивые и неоднозначные проблемы и анализируем их. То есть, в эстетическом смысле мы имеем дело с чем-то, по сути, безобразным, но уж точно не с прекрасным или возвышенным. Но мы не чувствуем себя из-за этого подавленно, иногда даже наоборот: на некоторые проблемы невозможно смотреть без иронии.


Ю.С.: Представь, если бы мы вместо этого сейчас на полном серьезе хвалили бы каких-то авторитетов и рассказывали, как нам хорошо живется в самом развитом и справедливом обществе?

А.С.: Это был бы типичный случай для людей, у которых нет свободы слова. В этом случае остается только говорить красивые, хвалебные речи, желательно, показывая свою наивность и преданность. Это же проявлялось и в искусстве на протяжении веков, хотя были яркие исключения в этом контексте, такие как Босх и Гойя. Сегодня красивые слова и картинки благодаря цифровым технологиям заполонили коммерческую рекламу. Поэтому в искусстве хочется видеть что-то принципиально другое, выявляющее не прямой, а контроверсивный и критический смысл.

Ю.С.: Андрей сгущает краски, но, в целом, прав. Искусство, которое полностью растворяется в общепринятых канонах красоты, сегодня ассоциируется с коммерческим продуктом или развлечением.


Н.К.: Значит ли это что современное искусство и категория прекрасного – вещи несовместимые?

Ю.С.: Не все так однозначно, ведь прекрасными можно называть разные вещи. Вот, например, неоновая петля (автор: Юлия Беляева) или макет постапокалиптического города (автор: Тарас Явир) — разве они не прекрасны?


Н.К.: Для кого-то негативная эстетика – это стиль жизни, а кто-то даже увидев майку с черепом старается не смотреть на нее, опасаясь суеверий.

А.С.: Современное искусство — это как раз повод перестать боятся суеверий и начать изучать историю искусств, потому что даже если мы вместо современности обратимся к классике, то мы не найдем там подтверждения иллюзиям о золотом веке культуры. Вспомнить даже древнегреческую мифологию вдохновившую Возрождение: сколько там, на самом деле, монстров, чудовищ и ужасов. Кроме того, олицетворяющие справедливость и красоту боги замешаны там в перверсиях сексуального и социального характера. И этим мифам более 4 тысяч лет, а в академической традиции долго формировался свой миф, в котором древнегреческая культура — это источник только рафинированных канонов красоты и этики.


Н.К.: И последний вопрос: почему же все-таки существует огромный разрыв между, с одной стороны, кино, музыкой и литературой, в которых осмысление абсурда и безобразного уже четко сформировало отдельные жанры и своих поклонников, а с другой стороны, – современным искусством, в котором до сих пор очень много неясного, вызывающего отчуждение и непонимание.

А.С.: Я думаю, это потому, что современное искусство охватывает все то, что как раз не вошло в распространенные жанры кино, музыки и литературы. Если в перечисленных видах искусства обычно доминирует вербальное восприятие, выражение эмоций, то здесь гораздо меньше слов, речи и вообще узнаваемых ориентиров для воображения. Особенность современного искусства как раз в процессе разгадывания и различения смыслов. В том, что интерпретация одних и тех же вещей может быть, как ни странно, разной в зависимости от условий и самого зрителя. Да и вообще процесс распознания для любого человека связан с возможностью ошибки, о чем иногда мы незаметно для себя забываем.


Н.К.: Подводя итоги нашего разговора, я пришла к выводу, что мы часто являемся заложниками вербального общения, например, когда мы ощущаем его нехватку или отсутствие, — это воспринимается как сигнал для отторжения или недоверия. В этом смысле проект «Трансмимезис: эмпатия к безобразному», на мой взгляд, о том, что доверие и эмпатия возможны и вопреки этой недосказанности. Тем более и сами художники представляют свои работы не только как объекты сами по себе, а как часть практики трансгрессивного мышления, в котором преодолевается эстетический и когнитивный конформизм.


Автор: Ната Катериненко

__________________________________________________________

Читати «Новини» видавництва ArtHuss

__________________________________________________________

Більше про світове та українське мистецтво читайте в нашому блозі.

Читати блог ArtHuss

Хочу читати книги про сучасне мистецтво

Що це взагалі таке? 150 років сучасного мистецтва в одній пілюлі
Вілл Ґомперц
Що це взагалі таке? 150 років сучасного мистецтва в одній пілюлі
490 грн
540 грн
Нова українська скульптура
Галина Скляренко
Нова українська скульптура
870 грн
970 грн
Українські художники: з відлиги до Незалежності. У 2-х книгах. Книга перша
Галина Скляренко
Українські художники: з відлиги до Незалежності. У 2-х книгах. Книга перша
Мистецтво суперництва: Чотири історії про дружбу, зраду й подвиги в мистецтві
Себастьян Смі
Мистецтво суперництва: Чотири історії про дружбу, зраду й подвиги в мистецтві